Интуиция и творчество

Многие люди, включая и самих психологов, воспринимают интуицию и научное творчество как синонимы.

Решение пришло как неожиданный проблеск молнии. Я не могу сказать, какова та ведущая ступенька, которая соединила мои прежние знания с тем, что сделало возможным этот мой успех”. Сходные наблюдения описаны А. Пуанкаре, Ж. Адамаром, М. Планком и многими другими учеными, удивленными и заинтригованными внезапными и, казалось бы, не зависящими от сознательной работы решениями занимавших их проблем.

Основываясь на этих, а также многих других “свидетельских показаниях”, Г. Уоллас в 1926 г. предложил свою теорию творческого решения научных и изобретательских задач, в котором он выделил 4 стадии: подготовка, инкубация (или созревание), озарение, верификация (проверка полученного решения). Аналогичные стадии были описаны и другими исследователями творческого мышления в науке.

На стадии подготовки происходит сознательное изучение условий решаемой задачи, выдвигаются и проверяются различные версии относительно стратегии и тактики ее решения.

Все это, по мысли Уолласа, проделывается на основе уже имеющихся знаний и с использованием знакомых приемов, успешно применявшихся ранее в похожих ситуациях.

Если в результате этого находится требуемое решение, то такая задача, равно как и процесс ее решения, не считаются, по мнению Уолласа, творческими, так как представляют собой модификацию уже известного материала и способов оперирования с ним.

Если же желаемый результат не достигается, то процесс переходит на следующую стадию – инкубации, на которой происходит не контролируемое сознанием вызревание нужного решения.

И, наконец, сущность последней стадии – верификации – состоит в проверке соответствия найденного решения критериям логики и рациональности, а также в восстановлении (или конструировании) цепи возможных рассуждений, которые должны убедить других ученых в правомерности полученных выводов.

Вот это озарение, наступающее вслед за инкубацией, и есть интуиция – непосредственное усмотрение истины, казалось бы, без всяких логических обоснований. Именно таким, непонятно откуда взявшимся, решение выступает для самого ученого. Ведь его сознанию дан лишь результат, тогда как пути его получения скрыты где-то в глубинах психики.

Многие исследователи ставят знак равенства между интуицией и творчеством в науке. При этом интуитивный творческий акт рассматривается как бессознательный, иррациональный (не подчиняющийся обычной логике и рациональности), спонтанный и не обусловленный прошлым опытом.

Представление об интуитивном решении как ключевом звене творческого процесса дало толчок огромному количеству экспериментальных исследований. Классическая процедура эксперимента по изучению мышления, до сих пор применяемая в подобных ситуациях, была разработана школой гештальтпсихологии.

Особый тип задач, при действии с которыми можно наблюдать эффект внезапного решения – озарения, инсайта, стал называться Дункеровскими задачами, по имени одного из представителей этой школы, занимавшегося проблемой мышления.

С легкой руки гештальтистов лабораторный (т. е. проводившийся в искусственно созданных условиях на особом предметном материале) эксперимент по решению проблемных задач стал на долгие годы основной моделью для изучения творческого, в том числе и научного, мышления. Испытуемому предлагалось разрешить некоторую проблемную ситуацию.

Свои рассуждения он должен был проводить вслух, чтобы экспериментатор мог фиксировать ход решения, при необходимости задавать наводящие вопросы или давать подсказку, следя за тем, как она используется в дальнейшем.

Считалось, что подобная организация эксперимента позволяет выделить и проанализировать в “чистом” виде процесс разрешения проблемных ситуаций, аналогичный таковому в научной деятельности.

Гештальтпсихология пыталась объяснить решение творческой задачи внезапной перестройкой восприятия проблемной ситуации, ее “переструктурированием”, выделением в ней новых связей, сменой акцентов, однако все это не снимало главного вопроса – почему происходит такое переструктурирование и как оно осуществляется.

Для объяснения феномена озарения А. Кёстлером была выдвинута теория бисоциации. Он полагал, что механизмом продуктивного мышления является соединение двух далеких, разнородных идей, относящихся к разным областям знания или опыта. Этим оно отличается от репродуктивного мышления, в основе которого лежит ассоциация или объединение сходных, близких элементов опыта.

Потенциально полезные комбинации допускаются в сознание в форме озарения.

Точка зрения, согласно которой творческое научное мышление приравнивается к интуиции, а последняя противопоставляется “обычному” мышлению, вызывает у многих оправданный скептицизм.

Существует множество фактов, заставляющих сомневаться в абсолютном характере признаков, приписываемых интуиции, и их принципиальном отличии от характеристик рационального, рассудочного мышления:

1. Во-первых, решение, пришедшее как интуитивная догадка, впоследствии подвергается проверке и доказывается (или опровергается) с помощью традиционных логических или опытных средств. Это означает, что оно в принципе могло быть получено путем традиционных рассуждений или, во всяком случае, не находится с ними в непримиримом антагонизме. Интуитивное прозрение является фактом его личного опыта и переживания, но для того, чтобы войти в сокровищницу научного знания, ученый должен снабдить свой результат хотя бы минимальной аргументацией или опытной проверкой.
2. Во-вторых, представление о спонтанности интуитивных решений явно преувеличено. Н. Майер продемонстрировал роль скрытой подсказки: около половины испытуемых, решивших задачу вскоре после такой подсказки, не могли потом объяснить, что подтолкнуло их к этому решению. Наибольшим эффектом обладает подсказка, полученная в тот момент, когда испытуемый перебрал основные варианты решения и находится в затруднении относительно дальнейшего пути.
3. В-третьих, по мнению некоторых “интуитивистов”, систематические знания и навыки, богатый опыт решения типовых задач, имеющиеся у человека, мешают, а не помогают в поиске решения, так как не дают возможности взглянуть на проблему свежим, непредвзятым взглядом. Однако это справедливо лишь для очень узкого круга ситуаций, когда, например, внешнее сходство задач лишь маскирует их различие.

Доводя же этот вывод до логического конца, следовало бы признать, что в таком случае наибольший вклад в науку должны вносить ученые, не являющиеся специалистами в данной области знания: философы в математику, физики в биологию и т. п.

Между тем известно, что человеку, не имеющему детального предметно-специфического знания, например биологу, вздумавшему “смаху” решить одну из проблем современной физики, не удастся это сделать.

В лучшем случае он додумается до тех идей, которые уже давно существуют в данной дисциплине, в худшем – до тех, которые были давным-давно отвергнуты ею как несостоятельные.

Потребуются годы кропотливого труда и постижения азов и премудростей физического знания, прежде чем такой биолог имеет шанс превратиться в специалиста, действительно сочетающего в себе преимущества полидисциплинарного взгляда на мир и научные проблемы.

Творческому мышлению мешает не прошлый опыт как таковой, а ограниченное число выдвигаемых стратегий решения, фиксация на неперспективных стратегиях, жесткость стереотипов, зажатость в оковах привычных схем и способов мышления, неспособность или нежелание выйти за их пределы.

Но для того, чтобы испытуемый сразу отказался от выдвижения наиболее очевидных гипотез и начал с более смелых и продуктивных, иногда достаточно простого указания на то, что задача “творческая” или что она “с подвохом”.

Между тем мыслительные механизмы, ответственные за этот процесс, почти не исследовались, и до недавнего времени этап постановки проблемы даже не рассматривался в качестве одной из стадий творческого процесса.

Наконец, последнее, но главное соображение состоит в том, что, объясняя один феномен – творческое мышление – через другой, столь же мало изученный – интуицию, и вдобавок провозглашая его бессознательный характер, исследователи не сильно продвигаются в их понимании.

Однако заявления типа “в научном мышлении главная роль принадлежит интуиции” на самом деле являются квазиобъяснениями, так как ничего не проясняют по существу, а лишь подменяют одно неопределенное понятие другим.

Можно вводить какие угодно новые термины – интуиция, озарение, непосредственное усмотрение и др., но до тех пор пока не будет раскрыто, что за ними скрывается, какие психологические процессы лежат в их основании, все они так и останутся описательными, а не объяснительными категориями.

Одно из толкований механизма интуиции сводится к тому, что операции, посредством которых осуществляется интуитивное решение, тождественны операциям сознательного мышления. Иными словами, и озарение, и рациональное мышление – суть умозаключения, но в первом случае они протекают как бы за ширмой” бессознательного, тогда как во втором случае они доступны контролю.

Но тогда надо ответить на вопрос: почему скрытые от сознания процессы являются более продуктивными и что делает их таковыми?

Пожалуй, один из наиболее плодотворных подходов к изучению творчества и интуиции разрабатывается отечественным психологом Я. А. Пономаревым. В его основании лежат следующие положения.

Как известно, у взрослого человека разные уровни мышления (наглядно-действенное, наглядно-образное и словерно-логическое), соответствующие стадиям развития в онтогенезе, сосуществуют, однако господствующим типом мышления является словесно-логическое.

Его отличительной характеристикой является замена действий с реальными объектами действиями с моделями, знаками, символами, понятиями. На этом уровне мышления человек четко осознает свои действия и отделяет их от объекта, т. е. превращает в сознательно контролируемые операции.

Использование знаков, символов, понятий дает человеку колоссальные преимущества как в познании мира, так и в овладении новыми формами поведения.

Однако за эти преимущества приходится расплачиваться подавлением способности к наглядно-действенному и образному мышлению, “потерей” конкретного объекта, “забвением” тех его свойств, которые кажутся несущественными для нас, привыкших использовать его определенным образом.

Психологическим механизмом творческого мышления, по мысли Пономарева, является переход от действий с моделями, знаками к действиям с образами объектов, т. е. спуск на более низкие ступени мышления, где осознается результат, но не средства его достижения.

“Подключение” к процессу решения задачи других уровней действия не отменяет логического, рационального мышления, но дополняет его воображением, образным мышлением и, следовательно, новым содержанием.

Иными словами, человек в поисках решения проблемы должен “спуститься” с вершин абстрактно-логических рассуждений и хоть немного приблизиться к образной, натуралистической картине мира. Он должен допустить в свое мышление наряду с общими категориями, формулами и т. п. более конкретные понятия, представления, образы, имеющиеся в его опыте.

В ряде случаев этот опыт может быть неосознаваемым – и тогда мы говорим об интуитивном решении, интуитивном лишь в том смысле, что человек не осознает, откуда у него взялись средства для отыскания ответа на задачу. Как говорил Эркюль Пуаро, герой романов Агаты Кристи, “за интуицией всегда стоит какой-то факт, все дело в том, чтобы суметь его обнаружить”.

Каждый индивид имеет в своем багаже огромные запасы неосознаваемого опыта. Его еще называют латентным, т. е. неявным, скрытым опытом. Из внешнего мира постоянно поступает поток впечатлений, одни из них ясно осознаются, другие воспринимаются менее четко, третьи, видимо, вообще не доходят до сознания, хотя и фиксируются на каких-то уровнях психики и сохраняются в памяти.

Человек, поглощенный каким-либо делом, часто впоследствии не может вспомнить, что происходило вокруг него в это время. Что же, он ничего не видел и не слышал? И видел, и слышал, и одновременно не воспринимал доходившие до его органов чувств сигналы, так как не направлял на них фокус своего сознания.

Вот из этих-то глубин и черпает ученый те знания, образы, средства, которые, актуализируясь в определенных условиях, помогают ему решить задачу.

Из этого следует по крайней мере один важный вывод:

• тот, кто хочет развивать в себе интуицию, творческие способности, не должен бояться выходить за пределы своей области деятельности;
• ему следует умножать свой жизненный опыт в разных сферах жизни, впитывать разнообразные впечатления, искать новые формы отношений с миром и поведения в нем.

Вот почему говорят, что случай в науке благоволит подготовленному, т. е. тому, кто держит глаза и ум постоянно открытыми, ибо никогда не известно, откуда может прийти нужная подсказка.

Иногда необходимый эффект может принести и переключение с одной деятельности или с одной проблемы на другую. Именно делая что-то малопривычное, человек имеет больше шансов натолкнуться на интуитивное решение.

Таким образом, и Дункер, и Кёстлер, и Пономарев, да и другие исследователи творческой интуиции сходятся в том, что в основе ее лежит когда-то пережитый опыт индивида: новая комбинация или необычное использование воспоминаний, впечатлений, идей, вычитанных фактов, по каким-либо причинам недоступных сознанию индивида, но хранящихся в тайниках психики, образующих область подсознательного.

Свое объяснение роли неосознаваемых компонентов творческой мысли предлагает М. Г. Ярошевский. По его мнению, одного только прошлого опыта для получения нового научного результата недостаточно.

Впечатления прошлого – это лишь кирпичи, из которых можно выстроить и светлую башню, и темный подвал. Для того чтобы объединить эти элементы прошлого опыта в нечто целостное, продуктивное, отвечающее поставленной проблеме, необходим замысел и план “строительства”.

Таким планом является также не осознаваемая ученым модель будущего, образ желаемого результата, который был назван “над-сознательным”.

Будучи погруженным в жизнь науки и научного сообщества, ученый, сам того не осознавая, улавливает едва только намечающиеся в них тенденции движения знания, назревшие противоречия, изменения категориальных структур научной дисциплины, которые влияют на ход его собственных мыслей. Это как слабый сигнал извне – “решение надо искать в таком-то направлении”.

Поиск ученого всегда направляется этими надсознательными импульсами, т. е. подчиняется воспринимаемой субъектом логике развития научного знания. Эта логика может быть воспринята им неадекватно, и тогда она приведет его в тупик, но если он верно почувствует назревающие в ней перемены, то сможет получить действительно выдающийся результат.

Поэтому у людей науки порой возникает ощущение того, что их идеи и интуитивные прозрения приходят извне, вкладываются в них “свыше”, а они сами являются лишь их рупором.

Представленное изложение проблемы творческого мышления не претендует на полный и всеобъемлющий ее охват, и тем не менее можно подвести некоторые итоги.

Подавляющее большинство исследований научного творчества изучает творческое мышление в ситуациях лабораторного эксперимента. Экспериментальные исследования творческого мышления связаны в первую очередь с изучением феномена интуиции, т. е. внезапной догадки, предвосхищения результата, средства и способы достижения которого остаются закрытыми для самонаблюдения.

Понятием “интуиция”, широко использующимся для описания и объяснения процесса творческого мышления, обозначается целый ряд внешне сходных феноменов, которые могут иметь (и, скорее всего, действительно имеют) совершенно разную природу и механизмы осуществления. Все они требуют своего изучения и осмысления.

Можно с уверенностью утверждать, что наряду с сознанием в творческом мышлении активное участие принимают бессознательные слои психики – как в форме латентного опыта, относящегося к прошлому и образующего область подсознательного, так и в виде чувствительности к приметам логики движения научного знания, образа будущего, образующим область надсознательного.

Несмотря на то, что механизмы творческого мышления пока не изучены полностью, уже накопленные знания о влияющих на него факторах позволяют разрабатывать специальные методы его стимулирования, которые будут рассмотрены в одном из следующих разделов.

Так все-таки, что же такое творческое мышление – логика или интуиция? Думается, что противопоставление логики и интуиции, рассудка и “предчувствия” в творчестве является сильно преувеличенной, а может быть, и вовсе надуманной проблемой.

Сила человеческой психики как раз заключена в том, что все формы отражения человеком действительности – воображение, память, разные уровни мышления и т. п. – сосуществуют в тесном единстве и взаимодополняют друг друга.

Очевидно, что анализ научного творчества только со стороны его продукта (как это принято в логике и истории науки) или только со стороны процесса (как это делает традиционная психология) не может дать объемной, реальной картины/появления научных идей и открытий.

Научный результат и процесс, приведший к его получению, неразрывно связаны, и дальнейшее продвижение в понимании творчества может происходить только при условии объединения обоих этих аспектов его рассмотрения.