Социальная сфера коммуникационного процесса

Во время коммуникационного процесса на поведение граждан непосредственное воздействие оказывает не только получаемая ими информация, но и их потребности, убеждения, симпатии и антипатии, зачастую подсознательные стереотипы и привычки, выработанные под влиянием окружающей природной социальной среды и передаваемые из поколения в поколение.

Если замысел коммуникатора вступает в столкновение с национальной культурой народа, то он неизбежно отторгается массами или искажается до неузнаваемости в процессе реализации («сопротивление среды»).

Это важно особенно с практической стороны дела: успех демонтажа, например, тоталитаризма, напрямую связан с уровнем и содержанием такой составляющей национальной культуры, как культура политическая.

К концу 90-х годов стало ясно, что реальные результаты политики, проводившейся в России после падения коммунистического режима, весьма далеки от ожидаемых.

Это развеяло многие надежды, которые возлагало общество на избавление от тоталитаризма. Переход к реальной и эффективной демократии оказался гораздо сложнее, чем это предполагалось в начале перестройки.

Становление новых форм жизни тормозится нерешенностью многочисленными проблемам:

• все более обостряющимся экономическим кризисом,
• конфликтом ветвей власти,
• неопределенностью в отношениях между Центром и регионами,
• ростом сепаратизма,
• распространением коррупции и преступности, по уровню которых мы приблизились к временам гражданской войны.

Во многом это обусловлено не случайными обстоятельствами, а непродуманной системой коммуникаций сверху вниз (особенно снизу в верх по уровням управления), изначальными ошибками государственной политики, которая не учитывала ряд весьма существенных особенностей России: историческую, национально-культурную, социально-экономическую, психологическую.

Рассмотрим некоторые из них.

Историко-культурная и политическая особенность.

Как историческое развитие, так и реальное современное состояние политической культуры России не дает оснований отнести ее к числу либерально-демократических. Россию скорее можно причислить к авторитарно-коллективистскому режиму, что обусловливает специфику процессов в нашей стране.

Своеобразие России связано с тем, что вся ее история носила прерывный характер (Киевская Русь, Московское царство, Российская Империя, Октябрьская революция и т.д.).

При этом каждый последующий период революционно отрицал предыдущий и – ценой великих жертв – отвергал не только те или иные устоявшиеся формы государственной и общественной организации, но также прежние нормы и ценности.

Вполне естественно, что при этом наряду с устранением недостатков и органических пороков утрачивалась часть накопленных к тому времени достижений.

Власть в России вне зависимости от режима и наличия или отсутствия демократических процедур всегда носила авторитарный характер.

Авторитаризм (в мягком или жестком варианте), как правило, пронизывал все общественные и государственные структуры сверху донизу и определял характер их
функционирования. Политические представления населения сводились на информационных сообщениях властных структур.

При этом “монархическая” система повсеместно воспроизводится не только в глобальном, но и в локальном масштабе вплоть до общественных структур на микроуровне.

Вся российская история подтверждает прискорбную истину, что для России существуют две постоянные угрозы – тирания и анархия. Авторитарная политико-культурная “матрица” нашей страны обычно реализуется в одном из следующих трех “режимов”:

1. ЗАСТОЙ (типичные примеры – правление Николая I и Л. Брежнева) характеризуется отсутствием каких-либо значительных достижений, но вместе с тем и резких провалов. Это время, когда правительство несколько «ослабляет вожжи». Народ не испытывает постоянного напряжения, но в течение потерянных десятилетий застоя накапливается балласт общественных пороков. При этом застой имеет тенденцию перерастать в режим катастрофической неэффективности.
2. КАТАСТРОФИЧЕСКАЯ НЕЭФФЕКТИВНОСТЬ (политическая раздробленность накануне монголо-татарского нашествия, начало царствования Петра I, правление Николая II, президентство М. Горбачева, Б. Ельцина) – периоды, когда ослабление авторитарных начал приводит к ужасающим и подчас позорным поражениям.
3. КАТАСТРОФИЧЕСКАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ (правление Петра I и И. Сталина, в какой-то мере И. Грозного, видимо В. Путина) – преодоление неэффективности предыдущих “режимов” ценой огромных перегрузок, перенапряжения всех сил, бесчисленных жертв и невиданных лишений.

Политическое оформление “режима” катастрофической эффективности – “развивающаяся диктатура”, которая насильственно прерывает спокойствие в стране и осуществляет модернизацию антигуманными, подчас даже варварски жестокими методами.

Анализ отечественной истории позволяет утверждать, что необходимость “догоняющего развития” обрекла Россию на режим катастрофической неэффективности с соблазнительным, но опасным застоем посередине.

Стиль взаимоотношений между обществом и государством опосредованно выражает содержание и характер коммуникаций в отношении гражданина к государству и государства к гражданину.

Демократические права и свободы в России, как правило, не завоевывались обществом, а даровалась милостью монарха. Перестройка, которую в историческом плане можно рассматривать как буржуазную революцию, была предпринята руководящей элитой, а не народом, и переход к демократии провозгласили лидеры отнюдь не демократической партии.

Можно сказать, что активное участие государства в экономической жизни общества (этатизм) – явление, присуще общественной жизни России: государство доминирует, общество занимает подчиненное положение. Это обусловливает следующие моменты в общественно политической жизни страны:

1. огромная политическая роль бюрократии;
2. патернализм – патронаж государства, какого-либо его института или лица;
3. клиентализм – использование элитами преимущественно неформальных связей, т.е. человек рассчитывает на социальное восхождение не в результате личного трудового вклада (по протестантскому образцу), а стремится занять более высокую позицию в государственной иерархии и получить благодаря этому соответствующие льготы и привилегии;
4. “выключенность” широких народных масс из повседневного политического процесса, ограниченность сферы публичной политики, а, следовательно, массовая политическая инертность;
5.  отсутствие цивилизованных (или хотя бы корректных) форм взаимоотношений между “верхами” и “низами”, правовой нигилизм, который является причиной периодических революций и контрреволюций и “сверху”, “снизу”. Для сознания граждан характерно сочетание комплексов верноподданного и революционера. И сякая революция “снизу” в России имеет тенденцию перерастать в
   “русский бунт, бессмысленный и беспощадный”.

Многие ученые, в том числе Н.А. Бердяев, полагали, то в отличие от Западной Европы в России сложилось государство особого типа – государство, формирующее общество. А это обстоятельство обусловливает недостаток собственно общественных интегрирующих основ, слабую способность народа к самоорганизации.

Это особенно проявляется во время кризисов. Наши соотечественники демонстрируют удивительную беспомощность сейчас, в период политических катаклизмов, когда государство разваливается и становится неспособным выполнять свои функции.

Следствием этатического характера политической культуры России становится смешение сознании граждан понятий патриотизма и лояльности к режиму, любви к Родине и верноподданнической любви к власти.

Поэтому патриотически-настроенные граждане обычно проявляют неспособность дистанцироваться от непопулярных правительств и выступать как самостоятельная сила, оказываются в полной растерянности, когда к власти приходят революционно-реформаторские силы.

Со своей стороны, радикалы демократического толка, стремящиеся к кардинальным изменениям, часто отвергают патриотизм как признак реакционности и даже склонны к фашизму.

Футуризм политической устремленности в будущее.

Для большинства россиян характерна обращенность в будущее, при недостаточном внимании к прошлому при отсутствии осознанного следования традициям, крайней переменчивости, чувствительности к новым веяниям (обычно приходящим с Запада).

Образ будущего, конечно, меняется в зависимости от эпохи. По всей видимости, не будет ошибочной гипотеза, что основа такого футуризма – в неприятии пороков реального общества, которых в России всегда было более чем достаточно.

У нас “эпохальные свершения” сменялись рутинным, кропотливым трудом, зачастую не приносившим реально осязаемых результатов.

По мере того, как человеку приходилось не подниматься в атаку, а просто ездить на работу, а в повседневной жизни оставалось все меньше места для жертвенности и героизма, развивался конфликт общественных реалий с культурной “матрицей” народа, отвергающей серую обыденность.

Обширная политико-культурная палитра.

Для России во все времена было характерно наличие множества субкультур, совершенно различных, если не диаметрально противоположных по своим ценностным ориентирам. Отношения между ними складывались конфронтационно, а подчас антагонистически.

Достаточно напомнить о противостоянии двух современных субкультур – “демократической” и “коммунопатриотической” Для политической культуры России характерно почти постоянное отсутствие базового национального согласия, нередко болезненный разлад между социальными группами.

Различия некоторых субкультур настолько велики, что может создаться впечатление, будто в России сосуществуют отдельные нации, объединенные только общностью языка и территории.

Острота политических и мировоззренческих разногласий, часто бывает, близка к критической отметке.

При смене режимов, когда к власти приходит руководство с иным пониманием задач страны и иным видением будущего, история нещадно переписывается (из-за этого острословы окрестили Россию «страной с непредсказуемым прошлым”).

Державная идея “гуманного” империализма, претерпевающая метаморфозы в зависимости от смены режимов. Имперское сознание в России парадоксальным образом сочетается с интернационализмом, а патриотизм, как правило, носит государственный, а не националистический характер.

Россия всегда (в том числе и в советское время) была уникальной, единственной в своем роде империей, в которой “колонии” пользовались привилегиями и льготами за счет “метрополии”.

При этом само слово “русский” до Октябрьской революции означало “православный подданный Российской империи”, т.е. было не столько этнической категорией, сколько идеологической и политической.

С течением времени дореволюционная “русскость” легко перешла в послереволюционную “советскость”, а впоследствии – в “российскость”.

После распада СССР этнические русские без особого напряжения растворились в “россиянах”, не испытывая от этого неудобства (трудно представить себе, чтобы нечто аналогичное произошло, например, с титульными нациями прибалтийских республик).

Оборотной стороной такого качества является недостаточная способность русских осознавать, формулировать и защищать собственно национальные и этнические интересы.

Можно вычленить еще несколько особых качественных характеристик политической культуры наших соотечественников, но и рассмотренных выше будет достаточно, чтобы сделать некоторые выводы:

Самый главный и определяющий вывод – менеджеру по коммуникациям любого ранга и положения при определении содержания информации, самом планировании коммуникационного процесса, необходимо знать и принимать во внимание названные выше и другие особенности российских граждан, которые имеют историческую, национально-культурную, социально-экономическую и психологическую основу.

Внешние проявления краха коммунистического режима, наблюдаемые нами с 1991 г., отнюдь не свидетельствует о возможности легкого переходе от тоталитаризма к демократии. Нам необходимо не только создать демократические институты и структуры гражданского общества, но и преодолеть сформировавшиеся за долгие годы привычки, изменить образ жизни, стиль мышления, изжить тоталитарную политическую культуру.

Сложность этой задачи связана не только с инерционностью, поддерживающей “на плаву” отжившие свой век стереотипы. Положение осложняется тем, что для России коммунизм – не какая-то занесенная извне болезнь.

Напротив, в некотором смысле он был квинтэссенцией “мобилизационного типа развития” и вместе с тем логическим следствием типичных черт русского национального характера.

Тоталитарные “остаточные эффекты” в нашей стране неизбежно окажутся более живучими, чем в других государствах, освободившихся от коммунистического господства.

После “легализации” идеологического плюрализма с конца 80-х годов политическая культура России характеризуется неопределенностью и противоречивостью. С одной стороны, с переменным успехом идет скрытая, иногда явная борьба разнонаправленных политических тенденций (демократизм -авторитаризм, централизация – регионализация, глобализация – изоляционизм).

Происходит столкновение различных политических субкультур (коммунистической, радикал – либеральной, национал – патриотической). Их представители пользуются настолько несхожими политическими языками и в силу склада своего мышления прибегают к столь разным системам политической аргументации, что, похоже, едва понимают друг друга.

С другой стороны, политическая борьба в рамках самих демократических объединений не утихает. Можно предположить, что Закон о политических партиях приведет к более четкому вектору политических сил страны.

Правящие круги, лидеры многих политических партий постепенно осознают невозможность немедленного вхождения России в “общеевропейский дом”, где её никто не ждет. Это обуславливает понимание важности защиты государственных интересов и учета национальной специфики, что дает надежду на консолидацию российской политической культуры на некоторых компромиссных началах.

События 90-х годов поставили вопрос, на который вряд ли кто сумеет дать ответ: что будет дальше?

Ценностные ориентиры исковерканы, так и не сформировав определенный культурный пластом в общественном сознании.

Произошел переход от тотального неприятия капитализма со всеми его атрибутами, действительными и мнимыми пороками (вплоть до моды и рок музыки) к восторженному подражанию ему с копированием и апологетикой всего того, что раньше подвергалось беспощадной критике.

Безработица, спекуляция, культ денег, экономическая бесконтрольность превратились во вполне приемлемые явления, в то же время гражданское равенство, социальная справедливость, альтруизм, патриотизм, духовность стали восприниматься многими как нечто замшелое, почти не неприличное, а бескорыстный энтузиазм оказался, чуть ли не симптомом слабоумия.

Выработанный в советскую эпоху стойкий иммунитет к постоянной лжи коммунистической пропаганды, создавшей неправдоподобный и карикатурный образ врага в лице “мира капитала”, стал частью национального характера.

Основные причины “размытости” культурно-политических ценностей, таящей в себе немалую опасность для будущего состоят в следующем:

• ¾ в стране господствуют посредственность, усредненные стандарты, очень тонок слой культурной элиты, не создан “средний класс”.

Длительное отлучение народа от собственности и процесса принятия решений неизбежно породило у буквально всех слоев населения люмпен-пролетарское сознание, что в свою очередь создало крайнюю неустойчивость общественных настроений, повышенную восприимчивость к обещаниям и демагогии.

На коммутаторах ХХ1 века ложится большая гражданская ответственность по устранению сложившейся ситуации;

• ¾ 70-летняя практика тоталитарного господства привела к разрастанию перераспределительных механизмов (а ими владел огромный бюрократический аппарат, который не ушел в небытие), и соответственно к тому, что первостепенное значение в России приобрели не деньги как СИМВОЛЫ результатов распределения общественного богатства, а непосредственный доступ к реальным распределительным рычагам – политическая власть.

В такой ситуации власть легко “конвертируется” в деньги, а деньги без власти еще мало что значат. Достаточно вспомнить о роли, которую играли в общественно политической жизни России, такие медимагнаты как Березовский, Гусинский.

Переход к многопартийности в нашей стране произошел в период кризиса классической модели многопартийного механизма в развитом мире.

И если в Западной Европе устойчивости партийных систем способствуют наличие глубоких традиций и политическая инерция, то в России, почти все партии возникли буквально на пустом месте, поэтому процесс формирования многопартийности, думается, изначально оказался в конфликте с духом времени.

Как показывают исследования, партии в посткоммунистической России занимают в общественном мнении (следовательно, и в общественной жизни) явно периферийное положение.

Иллюзорность партийной жизни подтверждается ходом реального политического процесса, который определяется борьбой неформальных группировок при сохранении доминирующих позиций государства и государственной бюрократии.

С другой стороны, идеологический фактор в условиях тотального скептицизма, безверия и разочарования, вызванного крахом коммунизма и экономическим кризисом, играет безинтегрирующую роль при формировании партии.

Деидеологизация – спутница демонтажа тоталитаризма – требует время (по меньшей 10 лет), чтобы идеологический вакуум заполнился какими-либо устойчивыми и систематизированными идеями.

Как показывают избирательные кампании 90-х годов все без исключения партийные блоки и объединения тщательно избегали обращения к идеологическим аргументам.

По сути дела, в конце ХХ века в России существовала не столько многопартийная, сколько пропартийная (если не вообще не беспартийная) система, и эта специфическая недо- или беспартийность – отличительная черта политической культуры России.

При этом не вызывает сомнения, что в российскую политическую практику можно привнести формальные демократические процедуры.

Настоящая проблема заключается в другом: можно ли в России построить цивилизованные и органичные коммуникационные отношения между человеком и государством?

Можно ли так организовать коммуникационные процессы, при которых граждане будут действительно влиять на политику властей, а государство станет не самодовлеющей бюрократической корпорацией или инструментом удовлетворения чьих-либо эгоистических интересов, а проводником и защитником общего блага, совокупностью институтов, обеспечивающих благоприятные возможности для развития?

Возможно ли в России преодолеть хроническую безответственность политических лидеров, изжить ситуацию, при которой власти остаются неподконтрольными обществу, и добиться от государства квалифицированного выполнения своих функций?

Остается на это надеяться, а в реализации этой НАДЕЖДЫ не последнею роль сыграют будущие организаторы и исполнители коммуникационных процессов.

Политическая культура народа является своего рода производной от национальной культуры, национального сознания. Для многонациональной Российской Федерации с ее огромной территорией и конгломератом различных культур характерен тот русский феномен, о котором в свое время писал А.П. Чехов: “Самолюбие и самосознание у нас европейское, а развитие и поступки азиатские”.

Действительно:

1. Русское национальное сознания убеждено, что вопросы государственного управления решаются на очень высоком уровне иерархии управления, не доступном простым смертным. В США совсем другое понимание. Рядовой американец ощущает свою сопричастность к вопросам государственного управления. Таким образом, наша идеология ближе к азиатской «Царь, Президент, начальник придет (его приход не наше дело)…..поведет нас, а вы…покорно пойдем за ним!”
2. Россиянам присущ (буквально генетически) высокий уровень коллективизма и низкий уровень индивидуализма. По этому качеству мы ближе к Азии.
3. Нам свойственна высокая тревожность за будущее, причем будущее предсказуемое, которое обязательно должно быть лучше настоящего.
4.  Любые отклонения от “предсказанного” будущего многими воспринимаются как трагедия. Русские не привыкли (их десятилетиями, если не веками приучали к этому) рассматривать альтернативы при решении глобальных вопросов.
5. У русских своеобразные приоритеты ценностей. Для нас важны большие, будущие ценности и ничего не значат малые ценности. А именно из них и состоит жизнь.
6.  Русские – мечтатели. Если западноевропейское человечество движется волей и рассудком, то россияне живут сердцем и воображениями, и лишь потом волей и умом
7. Русские – максималисты и радикалы. Эта черта характера отражена в народных поговорках: «Либо грудь в крестах, либо голова в кустах», «Пан или пропал», «Коль рубить, так уж сплеча!».
8. Мы не миротворцы в собственном доме. Из-за нашего неумения столковаться друг с другом, в истории нашего Отечества вписано много тяжелых и постыдных страниц.
9.  Русские не приемлют размеренность в работе, часто грешат необязательностью. Русское «авось» – причудливое переплетение азарта и примитивной лени.
10. Для русских людей справедливость отождествляется с уравнительностью.
11.  В многонациональной России различия культурном развитии, национальные обычаи, традиции, нравы накладывают свой отпечаток на общие процессы, поэтому единообразие – не всегда благо.

Можно было бы продолжить разговор об особенностях россиян, но рассмотренных выше достаточно для того, чтобы сделать вывод: в чистом виде и американская, и японская модели коммуникационного менеджмента для России неприемлемы, но элементы обеих моделей могут быть использованы в отечественной практике. Конечно, при этом нужно учитывать уровень развития того или другого
региона России.

Может показаться парадоксальным, но по совокупным национальным особенностям, русский коммуникационный менеджмент, видимо, ближе к японскому, чем принятому в Западной Европе и США, поскольку ключевой аспект японского коммуникационного менеджмента – учет этнопсихологического облика и поведения публики. Об этом свидетельствует сопоставление черт японского и нашего национального характера.

Фундаментальными чертами японского национального характера являются:

• ¾ общеэтнические черты: трудолюбие, сильное развитое эстетическое чувство, любовь к природе, приверженность к традициям, склонность к заимствованию, этноцентризм, практицизм;
• ¾ черты группового поведения: дисциплинированность, преданность авторитету, чувство долга;
• ¾ обыденные житейские черты: вежливость, аккуратность, бережливость, любознательность, хорошее самообладание.

Благодаря этим комбинации черт национального характера японцы удивительно приспособлены к мобильному восприятию нового без утраты традиционного.

Большинство специалистов по США отмечает пять характерных особенностей поведения американцев: индивидуализм и конкурентное поведение; добровольное объединение и сотрудничество; инновации и изменения; свобода выбора и демократия; индивидуальная собственность и опора на собственные силы.

Думается, что, зная названные выше качества японцев, черты американской национальной культуры, и своими национальные качества своих сограждан, коммуникатор, менеджер по коммуникациям может выработать оптимальные пути и средства информационного воздействия на россиян с целью оптимального социально-политического и экономического развития России.