Страшная правда о России XX века по произведению Архипелаг ГУЛАГ

Имя А. И. Солженицына у многих из нас ассоциируется с на­званием произведения, которое открыло правду о событиях, кото­рые имели место в нашем государстве во время правления великого тирана, который увековечил себя и дела свои в шестидесяти шести миллионах убитых и замученных (именно такую цифру называет Солженицын) и навсегда остался самой загадочной и жестокой пер­соной, когда-либо стоявшей у власти на Руси.

“Архипелаг ГУЛАГ” – произведение не только о тюрьмах и лагерях, это еще и глубочайший анализ периода в истории государства Российского, который позднее получил название “эпохи культа личности”.

Люди и места названы их собственными именами. Если назва­ны инициалами, то по соображениям личным. Если не названы во­все, то лишь потому, что память людская не сохранила имен, – а все было именно так”. Солженицын пишет саму жизнь, и она пред­стает перед нами во всей ее наготе, в мельчайших подробностях.

Она балансирует на грани смерти. Личность человека, его достоин­ство, воля, мысль растворяется в элементарных физиологических потребностях организма, находящегося на грани земного существо­вания. Солженицын срывает пелену лжи, которая застилала глаза многим, в том числе и самой сознательной части нашего обще­ства – интеллигенции.

Солженицын подшучивает над их бело-ро­зовыми мечтами: “Если бы чеховским интеллигентам, все гадав­шим, что будет через двадцать – тридцать – сорок лет, ответили бы, что через сорок лет на Руси будет пыточное следствие, будут сжимать череп железным кольцом, спускать человека в ванну с кислотами, голого и привязанного пытать муравьями, клопами, за­гонять раскаленный на примусе шомпол в анальное отверстие (“секретное тавро”), медленно раздавливать сапогом половые час­ти, а в виде самого легкого – пытать по неделе бессонницей, жаж­дой и избивать в кровавое мясо, – ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом”.

И, обра­щаясь прямо к тем, кто делал вид, что ничего не происходит, а ес­ли и происходит, то где-то стороной, вдалеке, а если и рядом, то по принципу “авось Не Меня”, Солженицын бросает от всех “туземцев Архипелага”:

Инте­ресен тот факт, что в своем повествовании Солженицын не выводит героя, а как бы ббобщает в своем исследовании миллионы реаль­ных судеб, характеров. Автор воссоздает общую психологию обита­теля тоталитарного государства.

За дверями – террор, и уже по­неслись неудержимые потоки в лагеря, “схватывались люди ни в чем не виновные, а потому не подготовленные ни к какому сопро­тивлению. Создавалось впечатление… что от ГПУ-НКВД Убежать невозможно. Что и требовалось. Мирная овца волку по зубам”.

Нет более жестокого человека, чем человек слабый, получивший власть над телами и судьбами других людей. Органы культивировали все самое низменное в человеке. Зверь в чекисте не был ограничен какими-либо рамками. С людьми эти индивидуумы не имели ничего обще­го.

Ибо то, что отличает человека от зверя, в органах не очень цени­лось. Плюс стройная социалистическая теория. Плюс власть блат­ных в лагерях.

В художественном плане “Архипелаг ГУЛАГ” также весьма ин­тересен. Сам автор называет свой труд “опытом художественного исследования”. При строгой документальности это вполне художе­ственное произведение, в котором наряду с известными и безвест­ными, но одинаково реальными узниками режима действует еще.

“Архипелаг ГУЛАГ? Оставляет неизгладимое впечатление. Раз­мышлять о его значении как о “еще одном гвозде в крышку гроба коммунизма советского образца” можно долго, но я считаю, что главная ценность “Архипелага” в воспитании той самой “граждан­ской доблести”, носителем которой является сам автор, который до глубокой старости сохранил способность видеть суть вещей, за что он и страдает до сих пор (новая власть, разглядев в Солженицыне “вечного борца”, задвинула его, закрыла его передачу на телевидении).

Но мы, знающие правду, донесем ее до других.